Форум

Do Rich so gut
Автор: malkuth
Перевод: Линд
Рейтинг: PG-15
Дисклеймер: я выдумала. Ничего не знаю.
Примечание автора: неотбечено
Примечание переводчика: …а все равно, это - прекрасно!

Конец каждого выступления – это крутой спуск шести истекающих потом грязных непривлекательных тел вниз по адреналиновому виражу к ритуальному душу. Это туман, в котором смешались поклоны, улыбки, и бессмысленно-торжественный заброс в толпу барабанных палок.
Поэтому я не сразу заметил, что, когда Рих схватил меня за бедра и начал имитировать фрикции перед пятитысячной толпой, у него уже стоял вовсю. Я понял это позже, лежа на своей койке в автобусе и лениво развлекаясь сам с собой. И я тогда даже улыбнулся, потому что это показалось чуточку смешным. Я знаю – мы все знаем, что Рих время от времени позволяет себе некоторые шалости, в чем ему немало помогает напудренный нос и довольно смазливое личико. Я знаю, что он сделал пару вещей, о которых предпочел бы забыть. Ну, был у него стояк, я просто оказался ближайшим подходящим объектом. Я заснул с улыбкой, и больше не вспоминал об этом случае.
Пока не прошел целый месяц. Он ошеломляюще пьян, и заигрывает со всем, что шевелится, я замечаю, что Пауль готовится осторожно вмешаться и не дать ему сделать еще что-нибудь, о чем он впоследствии предпочтет забыть. Я вдруг вспомнил тот его прошлый стояк, когда он, шарахнувшись от виснущей на нем крошки, плюхнулся на диван рядом со мной, закинув ноги на подлокотник, и приземлился лицом мне на колени, едва не прищемив мне яйца. Я вспомнил о том случае, потому что он непосредственно поерзал на мне, заглядывая мне в лицо. Его глаза блестят, блуждая без определенной цели, и я понимаю, что он сейчас отпустит какую-нибудь натянутую неловкую шутку. Поэтому я собираюсь кивнуть Паулю, чтобы он помог мне утащить его отсюда.
Но он ничего не говорит. Расслабившись, он мирно улыбается и закрывает глаза. Я вспомнил ту его эрекцию, потому что у меня сейчас тоже встал. Уж не знаю, почему, возможно, потому, что на моих коленях чье-то лицо.
Неуклюже передвигаясь, Тиль смеется и грозится сесть ему на ноги. Не получив ответа, он все равно садится, сложив его ноги наподобие ремней безопасности.
Это было прошлой ночью. Я до сих пор не уверен, что он на самом деле был в отключке, несмотря на все трудности транспортировки безжизненного тела до автобуса. А сейчас он опирается на дверь гримерки, наблюдая, как я вытираюсь. Мой техник болен, поэтому я тащил установку после концерта на себе, я дико устал, и для меня почти не осталось горячей воды.
Рих отправляет окурок на пол и направляется ко мне, сияя улыбкой.
- Ну что, Шнайдер?
- А?
- Ты и я.
Я плохо слышу его сквозь футболку, которую успел наполовину натянуть. И я чувствую, что он стягивает ее обратно.
- Что?
Я не хотел улыбаться, так само вышло.
- Ты не настолько глух. Давай трахаться.
Я тут же растерянно заткнулся. Он пользуется этим, чтобы отшвырнуть футболку за пределы досягаемости.
- Хорош трахать мне мозги, Рих. Я устал.
- Я тебя не трахаю, в том-то и дело.
- Рих…
- Ш-ш, хватит болтать, просто возьми меня, ты хочешь, я знаю.
- Не слишком ли много знаешь?
- А ты не в курсе, чего я хочу?
- Я в курсе того, что ты мешок дерьма.
Он слегка дуется, но все никак не может угомониться. Все время этого невероятного разговора, он, оказывается, наступал на меня, а я пятился, и поэтому сейчас загнан в угол! Его руки ложатся на мои бедра.
- Рих…
- Хочу тебя.
Он прикалывается. Это ясно. Он всегда так делает. Меня осеняет – я должен поймать его на слове и переиграть в его же собственной игре. Точно!
- Правда? Докажи.
Действует, как спичка, брошенная в зажигательную смесь.
- Я сделаю все, что ты хочешь, - пылко выдыхает он мне в лицо. Не совсем та реакция, на которую я рассчитывал, но я упорно продолжаю.
- Отсоси у меня.
В любой момент он может захихикать и сказать что-нибудь глупое. Ну, или умное. Или вообще, сказать что-нибудь! В любой момент. Не тратя слов он начинает лапать меня между ног и массировать мой член прямо через штаны. В любой момент.
- Хватит валять дурака.
Я могу только шептать. Я отталкиваю его руку, он перехватывает ее и втягивает два пальца в рот. В любой момент он начнет издеваться и расскажет потом всем, как вызвал у меня стояк. Он медленно опускается на колени, найдя попутно множество эрогенных зон, о которых я и не подозревал и расстегивает молнию. Мысль о том, что он может вдруг остановиться, только подстегивает мою потребность в эти губах, в это языке, который обработает мой член, как только что обрабатывал мои пальцы и доведет меня до экстаза, что, в общем-то, нетрудно. Он придерживает меня рукой, изучает губами, закрывает глаза.
В любой момент. О, Боже, да.

*

Потом он молчит и я тоже не знаю, что сказать. Я оставил его лежать на облезлом диване в грязной комнате, напугал сам себя, нечаянно громко хлопнув дверью. Я даже не знаю, удивился ли, когда он спросил, можем ли мы в следующей гостинице поселиться в одной комнате. Обычно я делю номер с Тилем – он храпит, но зато пропадает полночи в разных притонах, оставляя мне достаточно времени, чтобы забыться. Я не знаю, удивил ли сам себя своим согласием. Еще я не уверен, что не был разочарован, когда он, вместо того, чтобы накинуться на меня, едва за нами закроется дверь, начал распаковывать вещи. Захватив с собой несколько вещей, он исчезает за дверью ванной. Намного более хозяйственный, нежели Тиль.
- Выпей со мной, Шнайдер.
Он протягивает мне почти целую бутылку водки, скидывает с себя все лишнее и занимает одну из кроватей.
- Ну, ты что, боишься, что я укушу?
- Нет.
- А я могу. Хочешь?
- Нет!
- Давай, иди сюда.
Жест, которым он передает мне бутылку, каким-то странным образом наводит меня на мысль, что я веду себя, как идиот. Поэтому я, как идиот, делаю глоток.
Сказать по правде, я делаю несколько глотков, достаточно для того, чтобы расслабиться, говорит он, но недостаточно, чтобы размякнуть. И смеется. Я тоже смеюсь, потому что когда пьян, легче увидеть смешное даже в такой ситуации.
А ему легче раздеть меня и снова начать меня лапать. И это хорошо, просто здорово, так естественно. Стайки колючих поцелуев царапают мою кожу, дождь из искорок порождает новые ощущения. Как-то незаметно он теряет одежду и достает из ниоткуда презерватив, надевает его на меня зубами.
Я даже не замечаю, что слежу за этим, разинув рот, пока он снова не приближается и не заполняет его своим языком. Позже, протрезвев, я осознаю, что это единственный раз, когда он посмел меня поцеловать. Он проводит быстрые ловкие манипуляции между нашими перевозбужденными телами. Даже сквозь алкогольный туман ощущение ошеломительное.
- Сейчас ты трахнешь меня, трахнешь, Шнайдер, засунешь в меня вот этот – легкое пожатие – огромный замечательный член. Ты готов? Готов?
- Да.
Мгновенная паника, когда я не совсем понимаю, как это делается, а потом все в порядке. Я не трахался уже месяцы. А вот так я не трахался никогда. Я почти плачу – он почти кричит. Безликая комната сокращается в фокусе нашего отчаянно сурового секса. Что-то происходит, и каждый толчок выбивает из него хриплый стон – не знаю, боли или наслаждения, и не останавливаюсь, чтобы выяснить.
Выбившись из сил, я отваливаюсь от него, борясь с наваливающимся сном. Последнее, что я вижу – как он исчезает в ванной.

*

- Крис?
- Не называй меня Крисом.
- Можно тогда звать тебя деткой?
- Нет.
Он только что проснулся, сонный, теплый, мягкий. Сам не понимаю, почему разрешил ему остаться. Понятие неприкосновенности частного жилища для меня священно. Пока я раздумываю, прогнать его или встать самому, он скользит восхитительно мозолистой ладонью по моей груди и начинает поигрывать с моими сосками. Тепло ползет по телу, достигая паха, и я даю ему отсрочку.
- Я не хочу называть тебя Шнайдером, так тебя все зовут.
- А ты один из всех.
- Все-таки, почему тебе это так нравится? Это звучит как-то по-армейски. Ты любишь…дисциплину?
- Сейчас я покажу тебе дисциплину.
Вскочив, опрокидываю его на спину. Я не шучу: во мне поднялась едва сдерживаемая нездоровая ярость.
Он невыносимо соблазнительно потягивается в блаженном неведении, скрещивает запястья за спиной, напрашиваясь на наручники, и чуть ли не хлопает ресницами.
- Давай. Я буду называть тебя «Господин»
- Заткнись.
- Да, Господин.
Холодно и четко, я привожу нас обоих в состояние готовности и тесно смыкаю наши тела. За маской обыденности я весь пылаю. Я не должен был трахать его на спине – ненавижу, как на его лице страсть сменяется блаженством. Но я знаю, как сделать больно, и я делаю, подстегиваемый удовольствием видеть его закушенную губу и нахмуренную бровь. В конце концов, он тянется к своему члену и я отбрасываю его руку, прижимаю обе его руки к постели, не сбиваясь с ритма.
Покончив с ним, я натягиваю халат и сажусь у окна, позаимствовав одну из его сигарет.
- Шнайдер…я хочу кончить…
Мне почти жаль его – раскрасневшегося, несчастного.
- Так подрочи себе.
- Почему ты всегда так делаешь?
- Как делаю?
- Отталкиваешь меня. Почему ты не хочешь…
- Заткнись. Ты хотел дисциплину. Я велел тебе дрочить. Выполняй.
Он тоскливо тянется к своему члену и пытается пробудить его к жизни. Его губы слегка шевелятся, словно он молится про себя. Интересно, какие образы проносятся в его голове, пытаясь возбудить его; о ком он думает, чье лицо представляет?
Представление окончено. Он неподвижен на смятых простынях. Я вытягиваю было еще одну сигарету, но потом меняю намерение. Он хочет быть ближе ко мне – если я лягу рядом, он нежно обнимет меня, не говоря ни слова.
Поэтому я иду в ванную. Когда я выхожу, он, уже одетый, варит кофе на кухне. Я не хочу, чтобы было так. Я даже не знаю, зачем я опираюсь на стойку и говорю:
- Хорошо пахнет.
Он просто поворачивается и улыбается.

*

Мы проводим день с остальными парнями, толчемся вместе, спорим, едим. И пьем, пьем. Пауль, Тиль, и он, конечно – в конечном итоге оказываются у меня, и мы пьем до тех пор, пока Пауль с Тилем не расходятся своими завидно разными путями. Он, разумеется, остается.
Приносит мне пиво, включает телевизор, кладет пульт с моей стороны и устраивается на диване рядом. Чуть позже, очнувшись от дремы, я обнаруживаю, что он лежит под боком, положив голову мне на плечо. Дальнейшее расследование показывает, что он не спит и безучастно смотрит сквозь экран.
- Что мы делаем?
- Хм… - Он выпрямляется и заглядывает мне в глаза, на лице проступает беспокойство. На его милом невинном лице. – Пьем пиво, смотрим телевизор. Делаем, что делают все друзья, разве нет?
- Мы не друзья.
- Шнайдер…
- Нет. Не друзья. Вообще не знаю, кто мы теперь.
Я собираюсь продолжать, как он внезапно встает и, как на автомате, исчезает за дверью. Приподнимаюсь, чтобы пойти за ним, потом плюхаюсь обратно. Забрасываю ноги на диван, потому что это мой диван. Он много выпил, наверное, просто хочет отлить. Когда он не возвращается, я выключаю телевизор и выворачиваюсь, чтобы посмотреть в прихожую. Может быть, он и собирался отлить, но теперь он зашнуровывает ботинки.
- Что ты делаешь?
- Собираюсь домой.
Мгновенно протрезвев, я вскакиваю.
- Тебе не обязательно уходить.
Он устало смотрит.
- Нет? Я могу остаться, буду наслаждаться твоими издевательствами, пока тебе не надоест, а потом помогу тебе спустить, да? Если ты это подразумеваешь, тогда до свидания.
Он берет пальто и открывает дверь. Я снова ее захлопываю.
- Не уходи от меня.
Это должно звучать как приказ, но больше похоже на мольбу.
С него мигом слетает все спокойствие.
- Не смей говорить мне, что делать – ты даже не представляешь, каково это – быть с тобой. Я хотел, но я не думал, что это будет так. Ты, наверное, думаешь, что ты очень особенный, что, кроме тебя, никто не имеет права что-то чувствовать, что мы все существуем для твоего развлечения? Я сделаю тебе приятно, останусь, если ты скажешь, и уйду, когда ты велишь? Ты думаешь, ты один такой несчастный? Один такой одинокий? Это не так, и ты не смеешь поступать со мной, как тебе захочется только потому что я хочу – хотел – быть с тобой!
- А кто ты, Мистер Совершенство? Безупречный любящий отец, обожаемый супруг – когда ты в настроении. Когда ты не слишком пьян, чтобы распознать, кого ты трахаешь! У тебя чертовски хорошо получается.
- Думаешь, мне нравится быть «воскресным папочкой»? – орет он, уже не сдерживаясь. – Думаешь, я этим горжусь? Не смей приплетать сюда Киру! И Карен тоже! По-твоему, она святая? Мы хотя бы понимаем друг друга. Я не совершенен, и я наделал в жизни много глупостей, и, возможно, наш брак был одной из них, но я, по крайней мере, не убегаю от своих чувств. А сейчас, кажется, я совершаю самую большую глупость в жизни, делая все, чтобы тебе было хорошо снова и снова. А все, что ты делаешь – используешь меня как резиновую куклу. Я знаю, тебе было плохо, но ты мог бы уже немного прийти в себя и дать мне взамен хоть что-нибудь, и мне иногда казалось, что ты хочешь этого, иначе я бы уже давно бросил эту идею. Но нет! Ты мог бы довериться мне, но ты слишком занят своей драгоценной задницей, чтобы заметить мою заботу.
- Ну да, конечно, ты же всегда знаешь все лучше меня, и понимаешь меня лучше, чем я сам, ты ведь такой чуткий. Что ты собирался делать, Рих? Спасать меня?
Кто-то колотит в стену с той стороны. Мое сердце колотится в груди. Удар – за каждый совершенный грех. Его руки все еще держатся за дверь. Я обессилено жду хлопка и необъятной тишины вслед за этим. Я не могу открыть глаза. Не хочу. Я опираюсь на стену, она холодная. Твердая. Знакомо. Чуть не шарахаюсь в сторону, когда он касается меня. Его руки появляются из ниоткуда и ложатся поверх моих, не встретив сопротивления, они притягивают меня ближе к нему. Он никогда раньше не обнимал и не утешал меня. Потому что я никогда не позволял ему. А это хорошо, просто здорово, так естественно. Я не открываю глаза, боясь, что он остановится. Он шепчет что-то мне в ухо, потом обхватывает мое лицо ладонями и целует, просто лаская мои губы своими. Я хочу обнять его, но руки не слушаются, вместо этого я сползаю на пол, утягивая его за собой. Он массирует мои виски круговыми движениями, все время повторяя, что все в порядке, все хорошо, и я начинаю верить ему, потому что это легче, чем снова сопротивляться.
В постели он кладет меня на спину и забирается сверху, целует мои руки, пока я не обхватываю его, целует мой закрытый рот, пока я не впускаю его. Он медленно покачивает бедрами, трется о меня всем телом, опытные руки гладят везде, где могут достать. В конце концов, в моей голове не остается ни единой мысли и он перекатывается на бок рядом.
- Рих…прости.
- Тише…это все не важно…просто не надо больше бояться.
- Пожалуйста, спаси меня.