Форум

Fools for Love
Автор: Das Tier
Рейтинг: NC-17
Пэйринг: Тиль/Пауль
Перевод: lindemannia
Редакция: Минхерц, Captain Stanley

Кто-то коллекционирует марки, кто-то старые записи или кулинарные рецепты. Тиль Линдеманн коллекционировал грехи.
Он не кидался в крайности. Он не собирался, точно какой-нибудь мрачный романтический герой, согрешив, провести всю оставшуюся жизнь в покаянном воздержании. Перспектива покаяния прельщала его ещё меньше, когда он глубже и пристальнее всматривался в собственные тёмные желания
Его грехи были совершенно особого рода – теплыe, послушно щекочущие кожу мурашками возбуждения, как только вы совершаете их. И лучше делать это ежедневно, ибо чем чаще вы сознаетесь в своих маленьких пороках, тем сильнее ваша зависимость от них. Она расцветает внутри вас, как привычка к хорошей кухне, но для Тиля Линдеманна сравнение его культа с обжорством было бы оскорбительным.
Вся глубина этого чувства может быть понятна только настоящему коллекционеру, убежденному в том, что самая красивая ваза в его коллекции принадлежит ему и только ему. Но Тиля Линдеманна никогда не интересовали вазы. Вазы, фарфоровые статуэтки девочек с фарфоровыми же розовоносыми собачками, тарелки эпохи Мин и подобные им предметы оставляли его совершенно равнодушным, поскольку ни один из этих объектов не был одушевленным.
В отличие от его греха. Этот грех даже умел разговаривать.
Иногда герр Линдеманн хотел бы, чтобы он этого не умел.

***
- Да? А, это ты. Я просил тебя не звонить, когда я провожу время со своими детьми. Нет... Что? Нет. В другой раз. А? Да, на рыбалке. Нет, мы не будем ничего взрывать, и ты может засунуть свои предложения...
- Пап, кто это? Опять Тиль?
- «Дядя Тиль» для Вас, молодой человек. Нет, это я Эмилю. Тебя бы я вряд ли назвал «молодым человеком».
- Папа, можно, я принесу петарду, которую мне дал Ти... дядя Тиль? Можно, пап?
- Конечно, нет. Тиль, сколько раз тебе повторять, чтобы ты не распространял свой арсенал среди членов моей семьи? Мне все равно, что говорит Шнайдер (для тебя «дядя Кристоф», Эмиль), потому что у Шнайдера нет детей. Я имею в виду – духовно. Понятия не имею, куда могла попасть его сперма. Нет, я... Сегодня? Ну, я не думаю... Подожди! Эмиль, не тяни, это запал!...
- Ты в порядке, папа? Папа?
- Тиль, я тебя убью.

***
В постели, закинув себе на плечи бёдра Пауля, Тиль пытался обхватить губами его член и одновременно с этим выровнять дыхание. Несмотря на все свое внешнее возмущение и притворную незаинтересованность, этой ночью Пауль решил быть главным. Апатичное выражение его лица резко контрастировало с категорической эрекцией. Всячески побуждая Тиля к дальнейшим действиям, ухватившись за спинку кровати, он, тем не менее, воспользовался случаем воздействовать на совесть партнера, пока тот не мог ему ответить.
- Знаешь, так больше не может продолжаться. Дешевые мотели, мерзкие кровати и общие душевые, в которых никогда не хватает горячей воды на двоих. Я несу ответственность за свои действия и обращаюсь к тебе, как к разумному взрослому человеку. Да, я знаю, я знаю, что ты любишь, когда я… когда мы… мы…. да, дааааа, ты…. не….. должен…. ааааах….
Тиль поднял голову, вытер губы и слегка шлепнул Пауля по бедру.
- Пауль, говори. Говори - это все, что ты можешь делать.

***
- Тиль, я не люблю, когда ты готовишь мне завтрак. Это… совсем излишне. Знаешь, как говорят французы, ce qui est permis… Почему ты не учишь иностранные языки?
Не отвечая, Тиль окунул палец в открытую банку с джемом, провел яркую красную линию по губам Пауля и наклонился попробовать его поцелуй:
- Это клубника.
- Это не ответ на мой вопрос. Почему ты никогда не отвечаешь на мои вопросы?
Тиль не сделал этого и сейчас. Вместо этого он осторожно лизнул уголок губ Пауля.
- У меня еще есть презервативы с клубничным запахом.
Пауль со стоном закатил глаза.

***
Нельзя сказать, что он никогда не испытывал угрызений совести. Без этой пикантной приправы любой грех теряет половину своей греховной сладости. И сейчас, глядя на задницу перед собой, для удобства расположенную на подушке, он знал, что должен чувствовать вину. В конце концов, Пауль действительно жертвовал частью своего времени, которое он мог бы потратить на свою семью, увлечения или еще что-нибудь, на что взрослый ответственный человек может тратить свое свободное время.
Как хороший коллекционер, Тиль всегда обладал повышенным чувством благодарности.
Опустив голову на руки, ожидая, когда Тиль начнет проникновение, Пауль принялся подсчитывать:
- Знаешь, что? Наши... отношения продолжаются уже восемь месяцев. Восемь месяцев - это около двухсот сорока дней. Или примерно пять тысяч семьсот часов, полных тревоги. Что, если моя жена заметит, что моя задница пахнет, как гребаный сад, когда я прихожу ночью домой?
Тиль вставил свой орган туда, где, по его мнению, ему было лучше всего находиться, и лег между раздвинутых ног Пауля.
- Тиль? Почему ты все время молчишь, когда я поднимаю этот вопрос?
Если быть честным, он сам не знал, почему. Может, потому, что верил, что грех пребывает в разумных границах, оставаясь безымянным. Грех, получивший название, превращается в вердикт, а Тиль не был к этому готов. Все эти месяцы, с их бесконечными днями, часами, минутами и секундами, не подготовили его в достаточной мере.
Но, возможно, эта ночь подготовит.
Тиль резким движением перешел в 241-й день их отношений на гребне своих рывков, которые были такими же обжигающе страстными, как в первый раз пять-тысяч-семьсот-или-что-то-около-того часов назад, и его сердце было полно надежды.

***
- Представь, что этот вечер я мог бы потратить на сотню любых других вещей. Посетить музей, например. Или посмотреть канал «Дискавери».
Вместо этого они сидели на крыше дома Тиля поздним летним вечером; нагретая за день солнцем кровля еще хранила тепло. Когда двое мужчин устроились возле слухового окна, сидевшая поблизости кошка, возмущённая вторжением на свою территорию, выгнула спину в знак протеста и ускользнула по кромке крыши чёрной стремительной тенью. Тиль снял рубашку и провел рукой по спине Пауля, когда тот сделал то же самое.
- Почему же тогда ты согласился приехать, если хотел быть в другом месте?
- Ты сказал, что хочешь поговорить. Я не мог упустить такую возможность.
Шум городской жизни доносился до них в виде отдаленного гула машин и шагов. Гораздо ближе и громче звучал щебет воробьиной стаи где-то под карнизом. Тиль расслабленно откинулся на спину в то время как Пауль продолжал сидеть, обхватив колени руками.
- Так что ты хотел сказать?
Тиль провел костяшками пальцев по спине Пауля, подцепил его за брючный ремень.
- Иди сюда, скажу.
Пауль посмотрел на кошку, крадущуюся к невидимым воробьям, и повернулся к Тилю. Поколебавшись секунду, оперся на локоть и приблизил ухо к губам Тиля, приготовившись слушать.
Самый заветный грех Тиля имел длинное название. Три слова, десять букв, точка.
И, наконец, он это произнес.
***
FIN